Неточные совпадения
Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым на слабость своих нерв, так испугался, увидав лежавшего на полу господина, что оставил его истекать кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с помощью трех явившихся
докторов, за которыми она послала во все
стороны и которые приехали
в одно время, уложила раненого на постель и осталась у него ходить за ним.
— Да, это само собой разумеется, — отвечал знаменитый
доктор, опять взглянув на часы. — Виноват; что, поставлен ли Яузский мост, или надо всё еще кругом объезжать? — спросил он. — А! поставлен. Да, ну так я
в двадцать минут могу быть. Так мы говорили, что вопрос так поставлен: поддержать питание и исправить нервы. Одно
в связи с другим, надо действовать на обе
стороны круга.
Но Клим почему-то не поверил ей и оказался прав: через двенадцать дней жена
доктора умерла, а Дронов по секрету сказал ему, что она выпрыгнула из окна и убилась.
В день похорон, утром, приехал отец, он говорил речь над могилой докторши и плакал. Плакали все знакомые, кроме Варавки, он, стоя
в стороне, курил сигару и ругался с нищими.
Вверху стола сидел старик Корчагин; рядом с ним, с левой
стороны,
доктор, с другой — гость Иван Иванович Колосов, бывший губернский предводитель, теперь член правления банка, либеральный товарищ Корчагина; потом с левой
стороны — miss Редер, гувернантка маленькой сестры Мисси, и сама четырехлетняя девочка; с правой, напротив — брат Мисси, единственный сын Корчагиных, гимназист VI класса, Петя, для которого вся семья, ожидая его экзаменов, оставалась
в городе, еще студент-репетитор; потом слева — Катерина Алексеевна, сорокалетняя девица-славянофилка; напротив — Михаил Сергеевич или Миша Телегин, двоюродный брат Мисси, и внизу стола сама Мисси и подле нее нетронутый прибор.
—
Доктор, вы ошибаетесь, — возражал Привалов. — Что угодно, только Зося самая неувлекающаяся натура, а скорее черствая и расчетливая.
В ней есть свои хорошие
стороны, как во всяком человеке, но все зло лежит
в этой неустойчивости и
в вечной погоне за сильными ощущениями.
— Я думал об этом, Надежда Васильевна, и могу вам сказать только то, что Зося не имеет никакого права что-нибудь говорить про вас, — ответил
доктор. — Вы, вероятно, заметили уже,
в каком положении семейные дела Зоси… Я с своей
стороны только могу удивляться, что она еще до сих пор продолжает оставаться
в Узле. Самое лучшее для нее — это уехать отсюда.
Худой мир все-таки лучше доброй ссоры, да к тому же Привалову не хотелось огорчать
доктора, который умел видеть
в своей ученице одни хорошие
стороны.
Наш флигель стоял
в глубине двора, примыкая с одной
стороны к каменице, с другой — к густому саду. За ним был еще флигелек, где жил тоже с незапамятных времен военный
доктор Дударев.
Изложением системы лечения Шнейдера и рассказами князь до того заинтересовал
доктора, что тот просидел два часа; при этом курил превосходные сигары князя, а со
стороны Лебедева явилась превкусная наливка, которую принесла Вера, причем
доктор, женатый и семейный человек, пустился перед Верой
в особые комплименты, чем и возбудил
в ней глубокое негодование.
На трагическое же изложение, со
стороны Лебедева, предстоящего вскорости события
доктор лукаво и коварно качал головой и наконец заметил, что, не говоря уже о том, «мало ли кто на ком женится», «обольстительная особа, сколько он, по крайней мере, слышал, кроме непомерной красоты, что уже одно может увлечь человека с состоянием, обладает и капиталами, от Тоцкого и от Рогожина, жемчугами и бриллиантами, шалями и мебелями, а потому предстоящий выбор не только не выражает со
стороны дорогого князя, так сказать, особенной, бьющей
в очи глупости, но даже свидетельствует о хитрости тонкого светского ума и расчета, а стало быть, способствует к заключению противоположному и для князя совершенно приятному…» Эта мысль поразила и Лебедева; с тем он и остался, и теперь, прибавил он князю, «теперь, кроме преданности и пролития крови, ничего от меня не увидите; с тем и явился».
Беседа затянулась на несколько часов, причем Голиковский засыпал нового друга вопросами. Петра Елисеича неприятно удивило то, что новый управляющий главное внимание обращал больше всего на формальную
сторону дела,
в частности — на канцелярские тонкости. Мимоходом он дал понять, что это уже не первый случай, когда ему приходится отваживаться с обессиленным заводом, как
доктору с больным.
Можно было предположить, что
доктор только отвел куда-то Райнера, где не требовалось его собственного присутствия, ибо он вскоре снова появился на бульваре и так же торопливо шел
в обратную
сторону.
Розанов, подойдя к калитке этого дома, поискал звонка, но никакого признака звонка не было.
Доктор отошел немного
в сторону и посмотрел
в окно верхнего этажа. Сквозь давно не мытые стекла на некоторых окнах видны были какие-то узлы и подушки, а на одном можно было отличить две женские фигуры, сидевшие спиною к улице.
Доктор, пройдя первую комнату, кликнул вполголоса Арапова и Персиянцева; никто не отзывался. Он нащупал араповскую кровать и диван, — тоже никого нет. Розанов толкнул дверь
в узенький чуланчик. Из-под пола показалась светлая линия. Наклонясь к этой линии, Розанов взялся за железное кольцо и приподнял люк погреба. Из творила на него пахнуло сыростью, а трепетный свет из ямы
в одно мгновение погас, и
доктора окружила совершенная тьма и сверху, и снизу, и со всех
сторон.
— Да, ничего, — отвечал
доктор, стараясь смотреть
в сторону.
Доктор ничего ей на это не сказал, а только поднял вверх свои черные брови и думал; вряд ли он не соображал
в эти минуты, с какой бы еще
стороны тронуть эту даму, чтобы вызнать ее суть.
Потом Вихров через несколько минут осмелился взглянуть
в сторону могилы и увидел, что гроб уж был вынут, и мужики несли его. Он пошел за ними. Маленький
доктор, все время стоявший с сложенными по-наполеоновски руками на окраине могилы и любовавшийся окрестными видами, тоже последовал за ними.
Первые четыре дня ее болезни мы, я и
доктор, ужасно за нее боялись, но на пятый день
доктор отвел меня
в сторону и сказал мне, что бояться нечего и она непременно выздоровеет. Это был тот самый
доктор, давно знакомый мне старый холостяк, добряк и чудак, которого я призывал еще
в первую болезнь Нелли и который так поразил ее своим Станиславом на шее, чрезвычайных размеров.
Доктор, подтолкнутый Майзелем, начал свою выученную заранее речь, стараясь не смотреть
в сторону Прозорова.
Чудинова все любят.
Доктор от времени до времени навещает его и не берет гонорара;
в нумерах поселился студент медицинской академии и тоже следит за ним. Девушка-курсистка сменяет около него Анну Ивановну, когда последней недосужно. Комнату ему отвели уютную,
в стороне, поставили туда покойное кресло и стараются поблизости не шуметь.
— Bravi! bravi! — внезапно, как сумасшедший, загорланил Панталеоне и, хлопая
в ладоши, турманом выбежал из-за куста; а
доктор, усевшийся
в стороне, на срубленном дереве, немедленно встал, вылил воду из кувшина — и пошел, лениво переваливаясь, к опушке леса.
Перед тем как сесть за стол, произошло со
стороны Егора Егорыча церемонное представление молодого Лябьева
доктору Сверстову и gnadige Frau, которая вслед за тем не без важности села на председательское место хозяйки, а муж ее принялся внимательно всматриваться
в молодого человека, как будто бы
в наружности того его что-то очень поражало.
— А я без вас распорядился чайком, — сказал
доктор, отбросив
в сторону книгу и глядя поверх очков на Боброва. — Ну, как попрыгиваете, государь мой Андрей Ильич? У-у, да какой же вы сердитый. Что? Опять веселая меланхолия?
Говоря таким образом,
доктор тащил Боброва
в павильон. Они уселись рядом. Соседом Андрея Ильича с другой
стороны оказался Андреа..
Он взял зонтик и, сильно волнуясь, полетел на крыльях любви. На улице было жарко. У
доктора,
в громадном дворе, поросшем бурьяном и крапивой, десятка два мальчиков играли
в мяч. Все это были дети жильцов, мастеровых, живших
в трех старых, неприглядных флигелях, которые
доктор каждый год собирался ремонтировать и все откладывал. Раздавались звонкие, здоровые голоса. Далеко
в стороне, около своего крыльца, стояла Юлия Сергеевна, заложив руки назад, и смотрела на игру.
Он быстро поднял глаза от бумаги на лицо Долинского. Тот был красен до ушей.
Доктор снова нагнулся, отбросил начатый рецепт
в сторону и, написав новый, уехал.
Иванов. Может быть, может быть… Вам со
стороны виднее… Очень возможно, что вы меня понимаете… Вероятно, я очень, очень виноват… (Прислушивается.) Кажется, лошадей подали. Пойду одеться… (Идет к дому и останавливается.) Вы,
доктор, не любите меня и не скрываете этого. Это делает честь вашему сердцу… (Уходит
в дом.)
Кажется, оно более всего дышало грустью; словом, надежды моего пятидесятилетнего героя все более и более росли, но вдруг ему кинулся
в глаза
доктор Перехватов, стоявший на противоположной
стороне боковой эстрады
в щегольском фраке,
в белом галстуке, туго натянутых белых перчатках, — и к нему прямо направилась Домна Осиповна.
Зная драчливый характер Петрушки, Ванька хотел встать между ним и
доктором, но по дороге задел кулаком по длинному носу Петрушки. Петрушке показалось, что его ударил не Ванька, а
доктор… Что тут началось!.. Петрушка вцепился
в доктора; сидевший
в стороне Цыган ни с того ни с сего начал колотить Клоуна, Медведь с рычанием бросился на Волка, Волчок бил своей пустой головой Козлика — одним словом, вышел настоящий скандал. Куклы пищали тонкими голосами, и все три со страху упали
в обморок.
Хриплым голосом подхватил песню Безматерных, раскачиваясь туловищем на обе
стороны; подтянул ее своим фальшивым тенориком Синицын, даже
доктор и тот что-то мычал себе под нос, хотя не мог правильно взять двух нот. Бучинский сидел
в углу, верхом на табуретке, и тоже пел только свою собственную хохлацкую песню...
Молодой человек сначала не хотел ничего говорить, кроме того, что он физически совершенно здоров, но находится
в тяжелом душевном состоянии, потому что «потерял веру к людям»; но когда
доктор стал его убеждать, что эта потеря может быть возмещена, если человек будет смотреть, с одной
стороны, снисходительнее, а с другой — шире, ибо человечество отнюдь не состоит только из тех людей, которыми мы окружены
в данную минуту и
в данном месте, то Фермор вдруг словно сорвался с задерживающих центров и
в страшном гневе начал утверждать, что у нас нигде ничего нет лучшего, что он изверился во всех без исключения, что честному человеку у нас жить нельзя и гораздо отраднее как можно скорее умереть.
— Так, так, так, — втягивая
в себя воздух и тряся головой, поддакивал
доктор. — А вот мы вас сейчас послушаем. Раздвиньте руки
в стороны. Прекрасно. Дышите теперь. Спокойно, спокойно. Дышите… глубже… ровней…
В 1838 году Овэн совершил поездку во Францию. Здесь встретил он особенное участие со
стороны гг. Жюля Ге,
доктора Эвра и г. Радигёля. При посредстве их он добился дозволения два раза говорить
в «Атенее», изложил свои общие принципы, свои планы и надежды и успел возбудить некоторое сочувствие. По крайней мере с этих пор французское образованное общество обратилось к чтению и изучению его произведений, которые до того времени знало только по слухам.
Сахатов и
доктор расходятся
в разные
стороны.
Дверь взломана.
В номер входят надзиратель, Анна Фридриховна, поручик, четверо детей, понятые, городовой, два дворника — впоследствии
доктор. Студент лежит на полу, уткнувшись лицом
в серый коврик перед кроватью, левая рука у него подогнута под грудь, правая откинута, револьвер валяется
в стороне. Под головой лужа темной крови,
в правом виске круглая маленькая дырочка. Свеча еще горит, и часы на ночном столике поспешно тикают.
Прапорщик повиновался; но
в выражении, с которым он взглянул на веселого
доктора, были удивление и упрек, которых не заметил этот последний. Он принялся зондировать рану и осматривать ее со всех
сторон; но выведенный из терпения раненый с тяжелым стоном отодвинул его руку…
— А вон и наши! — сказал
доктор, указывая на наш уездный бомонд, отделившийся от толпы и стоявший
в стороне.
В 1682 г.
в Англии
доктор Лейтон, почтенный человек, написавший книгу против епископства, был судим и приговорен к следующим совершенным над ним наказаниям: его жестоко высекли, потом отрезали одно ухо и распороли одну
сторону носа, потом горячим железом выжгли на щеке буквы SS: сеятель смут. После семи дней его опять высекли, несмотря на то, что рубцы на спине еще не зажили, и распороли другую
сторону носа, и отрезали другое ухо, и выжгли клеймо на другой щеке. Всё это было сделано во имя христианства.
Это вызвало со
стороны княгини Д* ряд мероприятий, из которых одно было очень решительное и имело успех: она сначала прислала сказать
доктору, чтобы он не смел к ней возвращаться из заразного дома; а потом, когда увидала, что он и
в самом деле не возвращается, она прислала его звать, так как с нею случился припадок какой-то жестокой болезни, и наконец, через полтора месяца, когда пришла весна и природа, одевшаяся
в зелень, выманила француза
в лес, пострелять куропаток для завтрака тети, на него внезапно напали четыре человека
в масках, отняли у него ружье, завернули его
в ковер и отнесли на руках
в скрытую на лесной дороге коляску и таким образом доставили его княгине…
Вскоре пришли еще двое новых гостей:
доктор Адам Яроц и учитель латинского языка Подвиляньский. Подали чай. Подвиляньский отозвал
в сторону Полоярова и таинственно показал ему из бокового кармана сложенный печатный лист.
Володя спустился
в кают-компанию и подошел к старшему офицеру, который сидел на почетном месте, на диване, на конце большого стола, по бокам которого на привинченных скамейках сидели все офицеры корвета. По обеим
сторонам кают-компании были каюты старшего офицера,
доктора, старшего штурмана и пяти вахтенных начальников. У стены, против стола, стояло пианино. Висячая большая лампа светила ярким веселым светом.
И
доктор и Ашанин обратили невольное внимание на малайца. Он вдруг как-то молитвенно сложил свои руки у груди, устремив почтительный взгляд на воду. Наши путешественники взглянули
в ту
сторону и совсем близко увидели на поверхности воды большую голову каймана со светящимися глазами, плывшего не спеша к берегу… Через минуту он нырнул и выплыл уже значительно впереди. Чем ближе приближалась шлюпка к городу, тем чаще встречались эти гады.
— Слушайте, — сказал
доктор, глядя
в сторону.
Приехал поезд
в Куачендзы, Вдруг многие из «раненых» скинули с себя повязки, вылезли из вагона и спокойно разошлись
в разные
стороны. Повязки были наложены на здоровое тело!.. Один подполковник, с густо забинтованным глазом, сообщил
доктору, что он ранен снарядом
в роговую оболочку.
Доктор снял повязку, ожидая увидеть огромную рану. Глаз совсем здоровый.
Доктор глядел по
сторонам и думал, что среди всех этих ровных, безмятежных жизней, как два испорченных клавиша
в фортепиано, резко выделялись и никуда не годились только две жизни: фельдшера и его.
Оба чувствовали, что им не миновать разговора о больничном скандале, и обоим было неловко.
Доктор молчал. Мировой грациозным манием руки поймал комара, укусившего его
в грудь, внимательно оглядел его со всех
сторон и выпустил, потом глубоко вздохнул, поднял глаза на
доктора и спросил с расстановкой.
С одной
стороны, сел
доктор, с другой — фельдшер, Сергей на козлы, и тронулись
в путь.
Прибавьте к этому пламенное воображение и кипучую кровь, весь этот человеческий волканизм, с одной
стороны, с другой — примешайте вкрадчивую любезность, ум, страсть
в каждом движении и звуке голоса — и рецепт любви готов. Маленький
доктор,
в блондиновом паричке и с двумя крылышками за плечами, попав раз к таким пациентам, то и дело посещает их и каждый раз, очинивши исправно свое перо, пишет на сигнатурке: repetatur [Повторить (лат.).] прибавить того, усилить сего.
Царский
доктор Елисей Бомелий, вскоре после отъезда Иоанна
в Александровскую слободу как свою постоянную царскую резиденцию, тоже перебрался туда на постоянное жительство, и лишь изредка, по большей части вместе с царем, наезжал
в Москву и временно останавливался
в отведенной ему избе, находившейся, как мы уже знаем, по ту
сторону Москвы-реки, невдалеке от хором князя Василия Прозоровского.
Бобров, все еще не пришедший
в себя от удивления и
в некотором роде негодования, не отвечал ему, так что друг Анжель обратился к
доктору Звездичу, стоявшему с другой
стороны.